— Хотите познакомиться с Павлом Корчагиным?
— Простите, я, кажется, ослышался?
— Нет, не ослышались, именно с Павлом Корчагиным.
— С героем Николая Островского?
— Если угодно — да.
— Здесь?
— Он делегат конгресса.
— Ну, знаете…
Такой странный разговор произошел у меня с французским коллегой осенью 1953 года в венском Концертхаузе в кулуарах Всемирного конгресса профессиональных союзов.
Это была, пожалуй, одна из самых представительных ассамблей, на какие только когда-либо собирались труженики земли. На ней присутствовали делегаты всех стран мира, люди всех цветов кожи, говорившие на всех языках и диалектах, на каких только изъясняется человечество. Необыкновенные встречи случались тут на каждом шагу. Но увидеть Корчагина! Как можно было этому поверить. Между тем лицо французского литератора, сообщившего эту новость, сохраняло полную серьезность.
— Может быть, у него такое прозвище?
— Нет, имя. Я только что видел его мандат. В нем так и записано Корчагин. И даже не Павел, а Павка… Да вот он и сам.
Собеседник указал на молодого негра, высокого, стройного и такого черного, что цвет его кожи отливал даже в синеву. Мешковатый, чрезмерно просторный, будто бы даже с чужого плеча костюм его не мог скрыть атлетического разворота плеч.
Улыбаясь широко, добродушно, он протянул свою огромную, фиолетового оттенка, руку и отрекомендовался:
— Павка.
Помолчал и совершенно серьезно, но очень четко добавил:
— Павка Корчагин.
У того, кто назвал себя Павкой Корчагиным, было, конечно, и другое, негритянское, имя, но как делегат конгресса он зарегистрировался именно так, и это имело свою историю и свои резоны. Подростком он работал подручным у минера в строительной партии, прокладывавшей дорогу через джунгли. Из-за нечеловеческого отношения надсмотрщиков негры, находившиеся в этой партии, взбунтовались. На место происшествия была вызвана колониальная полиция. Она жестоко подавила бунт. Большинство его участников было брошено в тюрьму, а маленький подручный с отбитой печенью, с искалеченными легкими после жестокого избиения, еле живой был оставлен умирать в джунглях.
Его нашел и принес к себе в хижину организатор местного профсоюза. Мальчик харкал кровью, отказывался от еды и медленно угасал: зачем есть, когда жить не хочется, и зачем жить, когда он уже больше ни на что не способен.
Тогда человек, приютивший его, принес ему книгу. Это был английский перевод романа «Как закалялась сталь». Первые же страницы увлекли негритенка. Он был едва грамотен. Читал он очень медленно и плакал от досады, потому что не мог читать быстрее. Но по мере того как книга открывала ему далекий чудесный мир, мир великих окрыляющих идей, мир свободного труда, мужества, человеческой доблести, по мере того как вырисовывались перед ним могучие характеры советских юношей и девушек, в умирающем разгоралась вера в жизнь и жажда жизни. Он, конечно, не все понял, не во всем разобрался. Но он усвоил, усвоил твердо и навсегда: «Самое дорогое у человека — это жизнь». Больной преодолел свое увечье, поправился, стал борцом. Вот уже несколько лет как он является одним из самых боевых профсоюзных вожаков на своем континенте, где профсоюзное движение растет столь бурно.
В память о книге, которая, как сказал он мне, рассказывая эту историю, вернула ему жизнь, помогла ему стать борцом, он с тех пор зовет себя именем того человека, образ которого светит ему как маяк в темной бурной ночи.
Необыкновенная встреча? Удивительный случай? Нет, та революция, которую книга Николая Островского произвела в душе юного негра, кажется мне закономерным явлением. Эта закономерность подтверждается множеством примеров того, как удачно созданный положительный типический герой вдохновляет людей на благородные подвиги во имя жизни и человечества. Этому служит и само творчество Н. Островского и все величие его гражданского подвига.
В 1954 году Николаю Островскому исполнилось бы 50 лет. Он ровесник Валерия Чкалова, Полины Осипенко, Паши Ангелиной, Алексея Стаханова. Он принадлежал к тому поколению советских людей, которое вошло в сознательную жизнь в годы Октябрьской революции, которое росло, мужало и закалялось в битвах гражданской войны, к тому счастливому поколению, которое, вобрав в себя жизненный опыт коммунистического строительства, находится в пятидесятых годах в расцвете всех своих творческих сил.
Может быть потому, что книги Островского представляют собой историю этого поколения, они, как радий, неиссякаемо излучают из себя энергию. И, вероятно, именно потому, что человек, написавший их, сам с детских лет и до последнего мига своей жизни воплощал в себе лучшие черты своего народа, был борцом среди борцов, тружеником среди тружеников, потому что все свои силы он с великой щедростью отдал на построение коммунизма, голос его и сейчас, через много лет после его физической смерти, звучит так же пламенно и страстно.
Жизненный путь Николая Островского вырисовывается из воспоминаний и рассказов друзей и близких, из его писем, из удивительных биографических документов, хранящихся в Московском и Сочинском музеях, при всей своей исключительности и неповторимости, является типичным для первых поколений советской молодежи.
Рожденный в рабочей семье, Николай Островский с детских лет побывал «в людях», познал горечь и тягость подневольного труда. Но столь же рано он испытал окрыляющую силу рабочей солидарности и силу великих ленинских идей, которые зажигали сердца тружеников. Подростком он с головой окунулся в революцию, отдался ей со всей страстью юного сердца. Сталь его характера закалялась в постоянной борьбе. В возрасте, когда герои прошлых человеческих поколений еще только начинали мечтать о большой жизни, он, один из боевых комсомольских вожаков города Шепетовка, солдат революции, с обнаженным клинком в руках носился по степям Украины на боевом коне, сражаясь за власть Советов с интервентами, белогвардейцами и националистами. А работа по организации молодежных субботников на первых, еще небольших и робких новостройках, что затевались в те дни в его родных, опустошенных войной краях, становится его «университетом».